Воскресенье, 6 дней до Конкурса

Месемер выбрался в Оалостро только под вечер в воскресенье, он не тянул время, его просто не было. Скандальное интервью добавило море работы, он посмотрел на экран ноута, там крутилась запись, на повторе, без звука, слышать он это больше не мог. Скривился, «счастливые идиоты», давно он не видел их такими довольными. Зря он не вызвал пиарщика, меньше чем за пять минут разрушить такую карьеру.

Машина наконец съехала со скоростного шоссе на горный серпантин, Джордж снизил скорость. Месемер посмотрел в окно, он никогда не уставал от этих видов, настоящая дикая красота, этот перевал, отсюда уникальный вид на залив и город вдалеке, этот вид успокаивал. «Когда ты последний раз видел Каролин и детей?», бесполезный вопрос, он свой выбор сделал, если он не продюсер, то он никто.

 Они подъехали к запертым воротам в поместье, около десятка журналистов бросились к машине, их фургоны заняли всю внешнюю парковку. Когда-то, много веков назад, Оалостро было прибрежной крепостью, последним убежищем старой династии, отсюда они контролировали залив и часто мятежный город.

 — История повторяется, — сказал это вслух, Джордж ничего не ответил, босс просто думал вслух, это его не касалось. – К большому дому, Джордж.

 По логике, именно там их сейчас нет. У него будет время собраться с мыслями, подготовиться к тяжелому разговору, теперь он действительно тянул время.

 — Привет, Месси, — неожиданно, Стелла в одном халате валяется в шезлонге, прямо на широкой террасе у самого дома. На столике рядом книга и стакан с чем-то. –Ты как раз к ужину.

— Хоть кто-нибудь в этом доме работает? – Прорычал вместо приветствия, подошел проверить стакан, к счастью, лимонад, не хватало еще алкоголизма. – Где Тай и Феликс? Позови их, поговорим до ужина.

 — Куча людей, Месси, Катулл и наш шеф-повар, например, — Стелла только улыбнулась, папочка злится, — У нас классный шеф-повар, ты знал? Невежливо будет испортить его работу, поговорим после ужина.

Еда помогла, в офисе он забыл поесть, он смог немного расслабиться, кофе и сигарета, он снова закурил вчера, посмотрел на всех троих из глубины удобного кресла.

 — Ну что, детки. Вы хотели все закончить, вам это удалось. Десять лет работы коту под хвост. – Они не поняли, сидят и глупо улыбаются, он тоже улыбнулся, опять этот беззащитный вид маленьких детей. – У вас что, интернет не работает? Или телевидение отключили? Вы новости смотрели вообще?

 — Нет, мы с утра уехали на рыбалку, — Тай начал отчитываться по привычке. – Сами поймали то, что только что ели. Круто, да?

— Тай, хотя бы иногда пытайся думать. Прежде чем говорить, — Месемер больше не сердился на них, они действительно не понимали. – Хотя это вас всех касается. Что вы наговорили Натали?

 — Правду, как ты и сказал, — Феликс нахмурился, папочка намекал, что они облажались. Упрямо добавил. – Все, как думаем.

 — Вы сказали миллионам людей, которые вас любят, которые ходят на ваши концерты и покупают ваши диски, что вы от них устали, что они мешают вам жить. Что вам плевать на их любовь. – Вроде, до них начало доходить, Стелла тихо охнула, Феликс смутился. – Поздравляю. У вас больше нет фанатов, одни хейтеры.

— Нехорошо получилось, — Тай поежился, виновато посмотрел на Месси. – Папочка, мы не хотели никого обидеть.

— А что вы несли насчет славы и денег? Этого вам точно никогда не простят. – Месемер вздохнул, он никогда им этого не объяснял, думал, это очевидно, столько лет он пытался забыть кто они и откуда. – Слава, деньги и власть, детки, это боги нашего общества. Наша цивилизация построена на безусловном желании обладать этими тремя вещами. Это желание заставляет людей каждый день идти на работу, строить карьеру, пробиваться наверх. Это заставляет людей любить и ненавидеть тех, кто этого достиг, следить за их жизнью. Каждый работяга, каждый менеджер, каждый политик, музыкант, художник, продавец мороженого, все поголовно мечтают хотя бы о тысячной доле того, что у вас есть. И что вы совсем не цените.

 — Сейчас не понял, — Тай вскинулся, папочка описал общество как толпу завистливых психов. – У нас полно песен про то, что все это –фуфло. Даже целый альбом записали, «Просто слова», ты же ни разу не сказал, что так нельзя.

 — Песен, Тай, песен, — Месемер вдруг испугался, и этого он им никогда не объяснял. Закурил вторую сигарету, собрался с мыслями. – Это искусство, детки, а ваше интервью – настоящая жизнь. Вы что, не видите разницы?

 Ребята отрицательно покачали головой, почти синхронно, для них музыка и жизнь всегда были одним.

 — Кто-нибудь из вас был в музеях современного искусства? Таких, где одни инсталляции? – Зашел издалека, это будет труднее объяснить.

 — Я был, — Тай кивнул, отпадная была вечеринка. – Мне понравилось. Куча мусора, но вроде как со смыслом.

-Ну вот, Тай, в музее куча мусора – искусство, а на улице куча мусора – просто куча мусора.

 — Не понимаю, — Стелла вскочила с кресла, начала ходить по комнате, пытаясь понять, обычно это помогало. – В чем разница? Разве на улице нельзя остановиться и посмотреть на кучу мусора? Я так часто делаю, если она интересная.

 — А нормальные люди – нет, — Месемер усмехнулся, теперь понятно, почему подростком она постоянно зависала, психиатры тогда не поняли, искали нарушения в мозге. – Им надо оказаться в специальном месте, в специальное время, еще лучше, за их же деньги, чтобы начать чувствовать и видеть. Концерт, театр, выставка, фестиваль, все построено на этом принципе. И задача спектакля, или музыки, или выставки, разбудить эти чувства. Можно и нужно нарушать все табу.

— Ты хочешь сказать, что если в театре показывают секс на сцене, то это – искусство, — Феликс сложил схему первым. – А если кто-то займется этим на улице, то это нарушение общественных норм. И должно караться законом.

 — В точку, Феликс. – Месемер выдохнул, хоть до кого-то дошло. – Пока вы пели, что вы устали от славы и денег, всем это нравилось, добавляло вам и того, и другого. Когда вы это сказали…

 — Что, секс на улице? – Тай засмеялся, знай они все это раньше, быстрее бы свалили.

 — Ну в суд вас не потащат, не за что, — Месемер тоже рассмеялся, на секунду представил это. – Но карьеру вы свою погубили, что и требовалось доказать.

— Ну и к черту, — Тай закинул ногу на ногу, тоже напугал. – Немного денег у нас останется, будем просто жить. Играть для себя и друзей. Жаль, не за что будет купить этот лофт на фабрике. Там классно.

 — Финансовые отчеты вы тоже не читаете, — Месемер даже не удивился, они так и не поняли, ни от их денег, ни от их славы им не сбежать. – Этот лофт –ваш. – Просто прелесть, до чего удивленные лица, придется объяснять и это. – Я был вашим опекуном. Все деньги, что вы заработали по контракту, я вкладывал в ваши персональные трастовые фонды. Еще есть наш общий инвестиционный фонд. Этому фонду принадлежит проект реновации фабрики Стеккера. И не только.

 — То есть, мы не только на музыке зарабатываем, — Стелла хмыкнула, нашелся хоть один ответ. Внимательно посмотрела на папочку, сидит довольный и расслабленный, непонятно, вроде они все испортили, спросила, доверясь интуиции. – А что с текущими продажами диска?

 — Умница, — Месемер похлопал себя по коленке, хоть у кого-то из троицы есть зачатки здравого смысла. – Думаю, завтра к вечеру мы заработаем этот миллиард. На волне ненависти продажи вашего последнего альбома взлетели до небес. Уже сегодня к полудню все было раскуплено, у нас лист ожидания и заказы отовсюду.

 Она не обрадовалась, как он надеялся, тихо сползла на пол, уткнулась головой в коленки, они все бросились к ней, ее плечи вздрагивали.

 — Нам ведь не сбежать, — Месемер успел первым, поднял с пола, обнял за плечи, Сталь не плакала, она смеялась. – Папочка, нам ведь никуда не сбежать. От славы и от денег, нас ведь никогда не отпустят.

 — Некуда бежать, — он усадил ее кресло, погладил по волосам, как маленькую, каким-то шестым чувством понял, что ее напугало. – Стелла, это просто истерика, завтра все будет иначе.

 — Да, завтра мы будем еще богаче, — Феликс пнул ногой кофейный столик, задрожали и зазвенели чашки. – Месси, ты точно не переживешь, если мы снимемся с конкурса? Черт с ней, с неустойкой.

 Сейчас он был почти согласен, он вдруг увидел мир как они, вернутся домой, к жене и сыновьям, они там растут без него, он уже не помнит, когда последний раз проводил с ними целый день. Заняться домом и садом, уехать куда-нибудь всей семьей, без телефонов и ноутов.

— Чем тебя шантажировала Натали? – резкий вопрос Тая, Месемер погладил выбритый подбородок, возвращаясь в реальность, тот мир не для него, он свой выбор сделал, без работы его просто нет.

— Доктор Густаккер, детки, если вы еще помните, кто это такой? – Не хотел он их пугать, просто скрывать уже бесполезно. – Натали все знает про Ста-Пайю.

Он боялся их реакции, зря, они только молча переглянулись, как будто знали что-то, чего он не знал.

— Месси, ты ведь не слышал последней законченной вещи? Ликс написал. – Грустный Тай, у Месемера мелькнуло предчувствие. – Давай скатаемся в репетиционный павильон, перед сном еще есть время.

 Короткая поездка по парку, маленькие электрокары рассчитаны на двоих, Месемер не отвлекал и не расспрашивал Тая, они оказались в одной машинке, это состояние он хорошо знал, ребята готовились играть.

 В павильоне они действовали слажено, как во время настоящего концерта, Месемер устроился в кресле у стены, немного удивился, они все встали на плинты, быстро набрали нужные настройки, похоже, они давно подготовили эту вещь.

 — Держись за что-нибудь, Месси, — последнее, что сказал Тай, вспыхнул свет, он тоже был давно настроен, он зажмурился, слишком яркий белый свет, открыл глаза, все трое зависли в воздухе, отрешенные и взрослые лица. Ничего не происходило, он пошевелился в кресле, замер, первые ноты новой мелодии, нежной и тонкой, звучание «Юнити» лучших времен. Нет, новое звучание, в этой музыке была тревога, ожидание неминуемой беды.

Может, он ошибся, основная тема повторилась несколько раз, «немного однообразно», успел сделать мысленную пометку. Внезапно первая мелодия прервалась, он закрыл уши руками от неожиданности, невыносимо громкая какофония, музыка сошла с ума, неслась со всех сторон, физически вызывая боль. Он заставил себя слушать, в этой какофонии была какая-то мысль, постепенно выстраивался новый, жесткий ритм, ему показалось, на него идет смерч, стало нечем дышать, затем его затошнило, скольжение куда-то вниз. «Ворота ада», он вздрогнул, Стелла внезапно закричала, на невыносимых для уха высоких нотах, крик умирающего животного, плинты еще усилили звук ее голоса, повторили его десятки раз, он согнулся от обрушившейся на него боли, она была в каждом звуке, в воздухе, в свете прожекторов, кровавый красный, фиолетовые молнии. Пытка продолжалась бесконечно, он так чувствовал, Стелла пела песню без слов, следовала, иногда перекрывала основную мелодию. Она замолчала только чтобы уступить место Таю, теперь его длинное гитарное соло повторяло ее, Тай играл на невозможной скорости, Месемер не мог отвести глаз от него, демон мести в красном светящемся ореоле, Тай резко остановился, прижал рукой струны, Месемеру показалось, он порезал о струны руку. Вступил Ликс, ударные и симфоническая поддержка, толчки и взрывы, иногда стоны скрипок, медленная агония, Месемер схватился за сердце, резкая боль слева, в тупом отчаянье ждал, пока все закончилось. Оно закончилось, Стелла тихо вступила, знакомая музыка, с их демо, но не допела. Все трое просто стояли на плинтах, молча смотрели на него. Погас сценический свет, Месемер смог снова дышать.

 — Названия нет, Месси, — Ликс медленно отключал аппаратуру. – Ста-Пайя. Гибель города. Рождение звезд. Мы так и не решили.

 — Ворота ада, — он дрожащими руками достал пузырек с таблетками, сердце еще болело, в висках стучало. – Сколько это длится?

 — Восемнадцать минут, с вступлением и финалом, — Стелла спустилась с плинтов первой, бледный и раздавленный Месси, они чуть не убили папочку. – ТАМ все длилось намного дольше.

— Значит, вы все вспомнили? – Он попытался встать, бесполезно, музыка раздавила его, забрала все силы.

 — Мы вспомнили, как это было. И не мы. – Стелла села рядом, заботливо погладила по руке, он их напугал. – Ликс писал и писал, и становилось все хуже. И потом, когда закончил, мы сыграли и все вспомнили. Но только это.

 — Теперь ты понимаешь… — Тай слизнул кровь со своей руки, поморщился, опять забыл поменять настройки, порезался, сухо продолжил. – Мы не можем это выпустить наружу, оно должно остаться только в студийной записи. Это чистое зло.

 — Музыка разрушения, — Ликс не оправдывался, объяснял как было. – Но у нас нет другой музыки. Все, что мы пишем после этого, — он с отвращением посмотрел на плинты. – Либо кажется нам полным фуфлом, либо мы никак не можем дописать.

-Мы должны сняться с конкурса, — Стелла обняла себя за плечи, страшно, — Другой музыки у нас нет, а эту мы играть не должны. Папа, знаешь, что самое страшное? Мы можем прийти туда и сыграть ее.

 Катулл как будто знал, что произошло, в большом доме их ждал горячий чай, запах лечебных трав на всю уютную китайскую гостиную, домашнее печенье и огонь в камине. Месемер постепенно приходил в себя, он снова мог думать.

 — Конечно, вы правы, вы не должны это играть на Арене, — он представил это. Они выиграют, вещь была гениальная, любой, кто имеет уши, поймет это. И десятки карет скорой помощи после концерта. Выигрывать такой ценой они не должны. – Признаться, я ждал от вас новой музыки, думал, вот сейчас вы прерветесь, отдохнете, придете в себя. И выйдете на новый уровень звучания. Вы ведь – гении, детки. И вы живете с музыкой внутри, рано или поздно она обязательно вырвется наружу.

 — Ну вот, вырвалась, — Ликс смотрел на огонь, это успокаивало. – Что нам делать, папа?

— Детки, я вам не папа, — Месемер вдруг улыбнулся, сто лет они его так не звали, ироничное «папочка» или просто Месси, это навело его на новую мысль. – Хотел бы им быть, но я – не ваш папа. У вас были настоящие родители.

 — Мы не помним, — Тай не спал, только казалось, что спал, внимательно слушал. – Все, что было до того дня, мы не помним.

 — Ну так вспоминайте, — Месемер привлек их внимание, продолжил более уверенно. – Я все время боялся, что вы вспомните, заново переживете гибель Ста-Пайи, ваши восемь дней под завалами. Ну вот, вы вспомнили, и вы не сломались. Вы смогли пережить это в музыке, написали гениальную вещь, лучше я не слышал никогда. – Они с ужасом уставились на него, он сошел с ума. – Музыка разрушения уже есть. Значит, должна быть музыка созидания. До падения метеорита.

 — Кто сказал, что до всего этого мы вообще писали музыку? – Тай сердито дернул плечами. – Может, жили как нормальные люди, делали уроки, ходили в кино и в торговый центр. Не умели играть. Может, вообще друг друга не знали.

 — Не может. – Месемер усмехнулся, он все понял, им опять придется объяснять. – Вы были в клубе 3-20, слушали ваших друзей из музыкального. Иногда слушаете других музыкантов. Скажите, что у них с технической стороной? Как они играют?

 — Нормально играют, — Феликс замолчал, завис с остановившимся взглядом. – Занимаются мало, вот и лажают иногда.

 — Сколько лет нужно учиться играть как вы? Не вы сейчас, а вы с вашего демо. Я услышал не просто отличную музыку, я услышал профессиональных музыкантов. Это раз. И вас нашли вместе, в одном здании. Это два. – Опять они тормозили, пришлось продолжать самому. – Так что я с уверенностью могу сказать, что до катастрофы вы уже играли вместе, у вас была другая музыка. Осталось только вспомнить ее, вашу жизнь и ваши семьи.

— Что-то есть, — Стелла неохотно призналась, неуловимая мелодия из ее пустоты, они уже замучались, столько вариантов и все неправильные. – Обрывки, наметки, мы с ней все это время работали. Но мы ее никак не поймаем.

 — У вас есть шесть дней, — Месемер не сомневался, им нужен ультиматум и дедлайн. –Если у вас не будет новой музыки, настоящей, я снимаю вас с конкурса. Халтурить вы не умеете. «Врата ада» я играть вам запрещаю.

 — Спасибо, папочка, — Стелла подошла, шутливо поцеловала его в щеку, он все так хорошо объяснил, и так вовремя запретил.

Он не остался ночевать, уехал, как только уложил их спать, сослался на работу. В машине он пытался задремать, бесполезно, как после стимуляторов. Улыбнулся своему отражению в ноуте, застывшие кадры интервью. «С чего это мне так хорошо?», привычка анализировать взяла свое. Во-первых, он доверился судьбе, снял с себя ответственность. Своего рода определенность, либо они выступают, либо он занимается детьми и садом. Во-вторых, он чувствовал себя победителем. Пафос, конечно, но сегодня он не продал душу за деньги, власть или славу, не выпустил джина разрушения из бутылки. Вспомнились страшные байки про музыкантов, заключивших сделку с дьяволом, быстрая карьера и быстрый упадок, если нет души, то нет и музыки. «Прекрасной музыки», он нахмурился, поймал себя на том, что снова хочет услышать «врата ада», боль отступила, осталось только острое удовольствие от пережитого, взрыв эмоций, один отрывок, когда пела Стелла, просто вертелся в голове. «Это мазохизм, нужно будет рассказать доку», заставил себя заняться делами, просто чтобы отвлечься. Громко и вслух ругнулся, пропущенный звонок от Натали, прямой номер, она больше не скрывалась. Посмотрел на часы, пол третьего ночи, но и она звонила всего час назад. Набрал ее, «три гудка и повесить трубку», она ответила на втором.

 -Месси, я так не могу, — что это, ему показалось, или она плакала? – Я их погубила.

— Тали, я только что от них, они на тебя не обижаются. Вообще, довольны жизнью и интервью. Как раз то, что они хотели, все бросить.

 —  И это тоже. Я себя никогда не прощу, если они все бросят, — Натали куда-то пропала. – Слушай, Месси. Единственный способ спасти их репутацию и вернуть любовь публики – обыграть историю с их прошлым. Рассказать про Ста-Пайю, про психическую травму. Люди любят жалеть и прощать звезд, которые страдали.

 Месси чуть не уронил ноут, жесткое возвращение в реальность, как холодный душ.

 — Тали, нет. О них подумай.

— Сегодня весь день думала. Они вернулись в Оалостро, так? – Натали говорила быстро, она все обдумала. – На всю неделю до конкурса, так? Ну может же быть авария на линии, чтобы интернет и телевидение там не работали. И прессу к ним не подпускать. Они ничего не узнают. А мы сможем за неделю все исправить. Давай, Месси, это отличный план.

 — Тали, нет. – Он почти кричал на нее, она не знала того, что узнал он, не слышала этой адской музыки, один вопрос про Ста-Пайю перед выступлением, и она могла вырваться на сцену Арены. – Тали, ты просто не знаешь всех фактов. Этого нельзя делать. До конкурса мы должны забыть про Ста-Пайю. Пообещай мне. – Теперь он умолял. – Поклянись мне. Все, что угодно, но только не этот проклятый метеорит.

 — Хорошо, — она бросила трубку, он попытался перезвонить, она не ответила.

— Стерва, — он вытащил пузырек с таблетками, они все-таки доведут его до инфаркта.

-Шеппер, — Натали вернулась к дивану, проигнорировала звонок телефона. Он подлил себе еще арманьяка, хоть какая-то компенсация за бессонную ночь. – Почему вы этим занимаетесь?

 — Пью? – Он не понял, сегодня Натали не похожа на себя, изъясняется загадками.

 — Почему вы выбрали такую работу, выслеживать звезд, копаться в их грязном белье? – Натали вспыхнула, остановила его, «А почему вы?», очевидный вопрос. – Отвечу, но после вас.

 — Мне нравится, — Шеппер усмехнулся, совсем с катушек съехала, ненужная откровенность, она тоже могла стать его мишенью. Покачал бокал, любуясь темной жидкостью. – Предположим, я узнаю, что кого-то из богатых и знаменитых били в детстве родители, или были проблемы с законом, или просто одноклассники их презирали. И они сразу становятся как все остальные. – Она внимательно слушала. – Обычные, нормальные люди, такие же как я. Или другой случай, они что-нибудь натворили, наркотики, аварии, махинации с налогами. С их деньгами и связями они легко обходят закон, все шито-крыто. Тут прихожу я, и все – шумиха в прессе, им приходится отвечать. Как всем.

 — Десакрализация, — Натали кивнула, откинулась на широкую спинку дивана. – Все – просто обычные люди, звездам просто повезло больше чем другим. Тогда что вы думаете про «Юнити»?

— А-а, — он помрачнел, он не успел купить их последний альбом, он резко везде закончился. – Зря вы все это затеяли, Натали. Ребята прошли через ад и вернулись. А теперь их все ненавидят за то, что они сказали правду. Впервые вижу людей, у которых жизнь, слова и музыка действительно совпадают. – Ухмыльнулся. – Это вам не Агата Синклер.

 Натали ухмыльнулась в ответ, хорошее было шоу, кривляка публично страдала из-за своей популярности, из-за подлости бывшего, а фотки в интернет слила сама, они вдвоем это выяснили.

— Не сотворите себе кумиров. Раньше времени, — подлила себе еще, долгая ночь, проще уже не ложиться. – У меня нет постыдных тайн, Шеппер, приличная семья, диплом по журналистике и связам с общественностью, образцовая карьера. Одна маленькая одержимость. – Он слегка наклонился вперед, ну давай, вываливай уже. – Я должна все про всех знать.

 — Я так понимаю, он отказался от нашего плана? – Тоже мне, удивила, Шеппер хмыкнул, он всегда это знал, поэтому выбрал ее. – Так что, мы не приглашаем доктора Густаккера?

 — Он сказал, только не Ста-Пайя, только не до конкурса, я не знаю всех фактов. – Натали щелкнула пальцами, Шеппер сразу понял ее, ухмыльнулся. – Бросил вызов единственной моей страсти. Вызываем доктора, но пока прячем. Я должна сначала все знать. Вы сможете проникнуть в Оалостро?

 — Только не в Оалостро, это поместье охраняется лучше, чем сам президент, — он опять ухмыльнулся, разве он упустит такой вызов. – Попробую что-нибудь придумать, Натали. – Поставил бокал на стол, нахмурился, вспомнив вчерашнее интервью. – Но вы должны мне пообещать.

— Как я могу пообещать, пока не знаю всех фактов? – Она пожала плечами, внезапный приступ нравственности у частного сыщика. – Я не воспользуюсь информацией, если она может им навредить. По крайней мере, я этого не хочу.